10. «ПУСТЬ ИГРАЮТ!» Или День Патриарха
Патриарх протер очки, надел, и пристальным взглядом начал «выцеживать» из Прокуратора отчет. Он умел так – смотреть из-за стекол своих очков на человека, и тому хотелось говорить. Что угодно, даже – правду, но только не молчать, когда эти глаза так смотрят… Прокуратор Московский Владимир, тезка Патриарха, правду говорить не то что не любил, но попросту не умел. Высланный августейшим повелением из столицы десять лет назад за мелкое мздоимство на хлопотную, утомительную эту должность, вместо карьеры в Санкт-Петербурге при дворе, после пяти лет не то, чтобы блистательной, но вполне себе серенькой, и даже удовлетворительной работы в Германии, он оказался в этом злом, большом, запущенном городе, который в столице иначе и не называли, как «большой деревней». И был сим фактом крайне недоволен. А недовольство свое срывал… ну, на ком же еще, как не на москвичах? Гнать бы его метлой поганой с поста прокураторского, да великий князь московский Юрий не велит, потому как сродственники оне, а семью обижать не моги!
«Ох, и беда же византийская, эта наша приверженность к сору семейному, что в избе храним, да на самом почетном месте!» - в который раз думалось Патриарху. Десять лет в миру прослужил он корреспондентом Первого Православного Канала в Соединенных Штатах Америки, и многое теперь делал супротив "византийности» рассейской… Многое делал, еще больше – хотел, да не все по желанию складывалось. Вот и теперь, хотел у сновидцев гурьевских в обители подольше побыть, да сам государь лично звонил, просил провести эту московскую инспекцию. Уж сильно нашумел Прокуратор, глупостей наделал, за границей только о «Московском кризисе» и говорят, а Великий Князь Московский, в который раз уже, в Лондоне гостит, и ограничился высоким комментарием: «Дело церковное, пускай батюшки и решают». А про то, что в церковное дело сие Прокуратор Московский по неразумности своей вмешался, и от того раздулся скандал этот непотребный, и знать не желает.
Прокуратор начал мямлить. Делал он это складно, звучало красиво, да – ни о чем. Патриарх слышал о такой болезни, что звалась у психиатров шизофазией – это когда человек и глаголет складно, и речь правильная, а смысла в речах тех нет никакого. В годы оные с такой болезнью и в лечебницу бы забрать могли, да сам Патриарх, двадцать лет назад вернувшийся из своего американского послушания, и сразу же назначенный Высочайшим Синодом и с благословения самого Государя на высшую церковную должность, с дурною практикой упекать всякого инакомыслящего в «дурку» бороться начал. И шизофазия эта чуть ли не самым распространенным диагнозом была, причем вполне достаточным, чтобы всякого недовольного делами власти в Империи Российской в блаженные записать, да и закрыть на принудительное лечение. Патриарх Владимир зло это искоренил, однако же чувству юмора Божьего в очередной раз изумился, и улыбнулся про себя: «Плоды трудов моих мне же возвращаешь, Господи, в мудрости твоей, и вот уже надо бы одно зло другим перебороть, а зло меньшее и в руку нейдет!».
Патриарх смотрел на Прокуратора, и тот все больше напоминал ему персонажа из сказки немца Гоффмана. «Воистину, крошка Цахес! С трудом верится тому, что сновидцы гурьевские рассказали еще недавно о тебе, да не верить им – себе дороже!» - подумал Патриарх, и под гладко льющуюся речь «ни о чем», исторгаемую Прокуратором, унесся в мыслях своих во вчерашний день, в обитель гурьевскую…
+ + +
Берег Урала – пологий, песчаный, весь в ракушках речных мидий, тянулся вдаль, сколь хватало остроты глаз у дальнозоркого Патриарха Владимира, выехавшего за город, и едущего по шоссе, проложенного в степи, к городищу Сарайчику. Там, близ археологического заповедника, что так же относился к монастырским землям, и располагалась обитель сновидцев, более известная как Монастырь Святого Николая Чудотворца.
По пути попадались табуны лошадей, иногда – небольшие стада верблюдов. Овец да коров местные кайсаки-скотоводы не держали – трава не та в степи округ Гурьева, земля слишком соленая от близости моря, да и незачем. Не мясом славен Гурьев, но рыбою своей, ради которой императорским указом, ратифицированным думою, даже добыча нефти на этих землях запрещена. Черная икра да красная рыба давно уже сделали эти бедные на живность и растительность земли – золотыми. И ради нее же, драгоценной, объявили область гурьевскую заповедной, охраняемой, так что доступ сюда имели лишь обладатели особого мандата. Каковой выдавался самым доверенным рыбопромышленникам, инспекторам имперским, да еще ученым-археологам. Среди служителей Церкви же доступ в Гурьевскую Обитель имели лишь посвященные самого высокого ранга.
Монастырь Святого Николая Чудотворца на берегу Урала воздвигли в году тысяча девятьсот тридцать седьмом, чтобы собрать со скитов, что во множестве разбросаны были по степи от Гурьева и до Астрахани, всех святых старцев. Удивительной силой наделил Господь в мудрости своей многих обитателей земли той, по большинству своему происходивших из рода кайсаков-адаев, что отреклись от веры предков шаманской, да православие приняли. Замечено было еще в веке девятнадцатом, что стоило кайсаку обряд крещенья пройти, как сны видеть начинал особые. Долгое время не понимали, что с этим делать, пока Церковь не возглавил Патриарх Сергий, в миру бывший известным промышленником Сергеем Кировым. Чудо сновидцев стало тайной Церкви, охраняемой тщательно, ибо в дремах своих зрили монахи-степняки иной ход истории, да такой, что верить было страшно, не верить же – глупо, потому как лишь глупец закрывает глаза на знание, отрицая его, лишь по причине страха перед знанием сим.
И воистину благом оказалось, что средь обитателей скитов степных повелось обычаем изустно передавать друг другу виденья свои еще со времен, когда православие только пришло в эти края, и потому к году основания монастыря собралось достаточно сведений, чтобы свести все знания об иной истории в единый свод-реестр, и понять, где же, в какой миг Божье Провиденье спасло Россию от ужасной участи. По преданьям сновидцев выходило, что в той, иной истории, Церковь не поддержала декабрьскую реформацию тысяча восемьсот двадцать пятого года, и цвет российского дворянства, что вышел на Сенатскую площадь, был истреблен мстительным Николаем. Как результат, Империя не стала политически развиваться вкупе со своими западными соседями, но еще больше закоснела в традициях старины византийской, что привело к гниению государственности изнутри. И такая свистопляска, прости Господи, пошла дальше, что просто жуть брала каждого, кто с записями, тщательно собранными и архивированными лично патриархом Сергием, знакомился. Цари сами, чуть ли ни единолично, правили огромною страною, и правили плохо, ибо невозможно столь огромной империей по вертикали управлять! Церковь же и вовсе от большой политики отошла, однако же при этом в мирской грязи все равно замаралась настолько, что когда свергли царя приспешники кайзера немецкого, народ православный не токмо слово церковное слушать не стал, но и храмы громить пошел!
То, что митрополиты Серафим и Евгений сомневались в правомочности Николая на престол – известно, однако сложно поверить, чтобы тот Патриарх Серафим, которого ныне вся Россия знает из учебников истории, мог присягнуть двум императорам. И все же, сновидцам не верить не след, вот и выходит, что не получилось, видать, в той, другой истории, Отцу Серафиму убедить Константина Павловича престол принять. Не смог, вот и не поддержали князей мирских - князья церковные, и погибла Россия в тот день на Сенатской. И не случилось в той истории ни становления первой русской думы, в которой Церковь была представлена Православным Политическим Крылом, которое и поныне народом именуется Крылом Ангельским, ни принятия в тысяча девятьсот двадцать шестом Первой Конституции Российской Империи. А случились войны, аж целых две мировые за два века, глад, и мор, и бились брат с братом, россиянин с россиянином, и горели церкви, и гибли те, кого ныне почитают за цвет нации, в застенках уродливой власти, возглавляемой каким то Сталиным…
А ведь отец Сергий не поленился, поднял архивы, чтобы прознать про этого Сталина, кто он есть в нашей-то, настоящей истории. Како же удивился, когда обнаружил, что это некий Йоська Джугашвили, сын портняжки тифлисского, бандит и разбойник, был застрелен в горах кавказских околоточным, при попытке бежать с награбленным из одного абхазского селения. Посол Империи Российской в Американских Штатах, статский советник, из выкрестов, милостью царской ставший графом, господин Троцкий, оказывается, по приказу этого разбойника лопатою убитым быть должен! Да чтобы сын портняжки – и посла Империи, пускай и выкреста, да лопатой?! Чудны дела твои, Господи, и слава Тебе, что в милости твоей, не претерпели мы такого!
Патриарх Владимир самое малое раз в месяц, хоть на денек, да в гурьевскую обитель наведывался, сновидцев о том, что ныне зрят в дремах своих, расспрашивал. И дивился тому, что этот вот, крошка Цахес, оказывается, не Прокуратор, но Президент страны, что Россией зовется, да ни величием своим, ни силою, таковой никем в той истории, том мире, не признается. Ибо значенье имени России – есть сила и величие нации русской. В тысяча восемьсот сорок пятом Патриарх Юрий, в миру Лермонтов, объединил всех единобожных священнослужителей в Единый Конклав Догматов, и впервые в мире магометане, иудие да все прочие, что Единого Творца почитают, собрались по зову Русской Православной Церкви – да в Единый Совет, и постановили – русским не по вере или родовой принадлежности, но лишь по подданству российскому почитать. И коли выходит человек из подданства российского – то пусть будет татарином ли, славянином, черкесом иль грузином, однако уже – не русским. Так и стала нация русская самой великой, а подданством российским – дорожащей, аки честью дворянской. Каждая из религий в Думе Российской своим политическим крылом представлена, однако род царский – православный, и потому значимость и авторитет Церковь Русская особую имеет. Такую, что даже этот мздоимец, волею судьбы женившийся в свое время на старшей дочери Великого Князя, и чрез то возомнивший себя непотопляемым, должен терпеть эту пытку под острым как нож взглядом Митрополита Всея Руси, Патриарха Владимира, несмотря на свою принадлежность к Семье!
+ + +
Москва болела апрелем. С ней это случалось каждую весну – она болела апрелем, как иная женщина переживает свое расставание с молодостью, истерично заводя любовные связи с мужчинами, значительно моложе ее, ревнуя и закатывая скандалы, разыгрывая из себя кокотку, и при этом ни на секунду не забывая о счетах на оплату, которые непременно должны оплатить те самые несчастные мужчины, что обманулись, приняв косметику – за красоту. Поэтому каждый апрель Москва закатывала свой, особенный СКАНДАЛ ГОДА, который должен был дать пищу для московских сплетниц… до следующего апреля! Причем повод для скандала мог произойти когда угодно, главное – когда этот самый повод превратился в скандал!
Событие само случилось в конце февраля. А точнее – двадцать первого числа второго месяца двутысяча двенадцатого года. И случившееся никоим образом не должно было стать достоянием ни гласности, ни уж тем паче – раздуваться до уровня скандала. По сути, вопрос вообще находился в ведении Церкви, конкретнее – Московской Епархии, но Прокуратор Московский, пользуясь протекцией тестя, за десять лет сумел настолько подчинить себе органы исполнительной власти и медиа, что умудрился выйти за пределы своих полномочий, наломать дров, а теперь вот, Матушка-Церковь, будь любезна, выручай заблудшего агнца своего!.. «Овцу паршивую в стаде нечесанном! Прости мя, Господи!» - подумал Патриарх, перекрестился, и только тут заметил, что Прокуратор молчит. И, видимо, уже давно.
- Нешто, все сказал? – спросил Отец Владимир у своего тезки-Прокуратора.
- Все, отче! – потупив маленькие глазки, ответил «крошка Цахес», как назвал его про себя Патриарх.
- Все… да не все! – вкрадчиво начал Отец Владимир, и Прокуратор понял – сейчас будут ругать. Он это дело не любил, и его бы воля – давно уж бежал бы отсюда, из покоев Патриарших, что традиционно на Вспольном Переулке располагались, близ пруда с лебедями да карпами, да к себе, в резиденцию на Тверском, где в кабинетике ждала его зазноба тайная, крупная и красивая девица из Императорского Спортивного Корпуса Гимнасток. Но бежать не получится – скучно подумал Прокуратор, и приготовился. Возражать все равно не имеет смысла – Отец Владимир уж если начнет говорить, то его даже Дума не переспорит. Он ее как то в сердцах однажды не думой, но дурой назвал, так ему с того ничего не было, хотя извинился перед паствой, признавая, что негоже священнослужителю так сквернословить. Патриарх же продолжал:
- Что девки самолично тебя обидели – про то не сказал. Что полномочия свои из-за обиды этой и превысил, из страха Божия в тюрьму их упрятать вздумал – о том промолчал.
- Так ведь сами говорите – из страха Божия! Разве ж это плохо, страх то Божий иметь, да им руководствоваться? – вскинул глаза Прокуратор, радуясь, что поймал лазейку в словах Патриарха. Да, не тут то было. Бывший журналист, Патриарх Владимир лазеек просто так никому не оставлял. Разве что – для ловушек.
- А где-ж тогда страх Божий в тебе был, когда ты коммунальные деньги воровал у московских служб? В каком месте у тебя страх свербил, когда ты с московским гарнизонным начальником в сговор вступимши, солдат обворовать решил? Какого Бога ты боялся, когда школ несуществующих на бумаге строил, да из государственной казны на то деньги брал? А Институт Нанотехнологий твой, на который деньги московской академии наук спустил, да чрез это дело на свои счета в Эмираты Арабские увел – тоже из страха Божия учреждал?..
- Наноинститут – это не я, Отче! Это Дмитрий, заместитель мой… - испуганно пискнул Прокуратор.
- Молчи уж! Значит, так! Девок, что молебен свой панковский устроили, я велел отпущать… Как прилетел из Гурьева, так и приказал. Невозможно нам девиц, почитай, сопливых еще, в тюрьму сажать, особенно после того, как ты своего охранника-абрека, который человека ударом кулака убил, на свободу отпустил, прикрывшись нуждами Императорского Спортивного Корпуса. И за что? За то, что пели: «Богородица, Пркуратора убери!»?
- Так они же, Отче, храм осквернили, непотребными одеждами да музыкой своей… - у Прокуратора даже глаз задергался от волнения. «Эк ты, крошка Цахес, о Церкви то заботишься!» – подумал Патриарх, и устало прикрыл веки, чтобы не видеть собеседника. Устало заговорил:
- То не в церкви было, а почитай, в лавке церковной! Давно пора прикрыть ее, да Отец Кирилл просит все оставить, говорит, паства нуждается в предметах культа… Целый супермаркет учредил для паствы, гляди! Ну, не о том речь меж нами, о том речь пускай журналисты ведут, я ужо распорядился, пресс-релизы нужные наша служба распространит. А девкам тем я обещанье дал…
- Вы уже и свидеться с ними успели? – Прокуратор аж подскочил на стуле.
- Кто тебя старших прерывать учил? В Германии, небось, такого тебе не показывали… Нешто дома у тестя, Великого Князя такое дозволяют? – голос Патриарха вновь стал вкрадчивым, и Прокуратор вжал голову в плечи. – Сказано тебе – молчи, значит, молчи, иначе ведь, поверь, не Богородица, но Церковь, милостью Божией, сама уборкой тебя с поста прокураторского займется. А я ведь могу, знаешь ли… Знаешь?
- Знаю, Отче! – тихо прошелестел Прокуратор.
- Ну, то тоже. Значит, так, девкам этим обещался я, что судимость с них снимут. Проследишь. А за то они концерт дадут, в программе которого будут не в балаклавах, а в одеждах приличных, гимны церковные, канонические, в роковых аранжировках исполнять. На манер британской группы «Депеш Мод», с их концертом «Песни веры и надежды», слышал, небось?
- Какой «Депеш Мод», отче?! Какие гимны? Они еще и концерт играть будут?! – Прокуратор схватился за голову, голос его соскочил на фальцет.
Аудиенцию пора было кончать. Патриарх Владимир, в миру – Познер, встал со своего места, пошел к двери, открыл ее, чтобы выйти, остановился на миг, повернулся, и пристально посмотрев на Прокуратора сквозь очки, весомо добавил: - И чтобы не мешал им. Я сказал, пусть играют!
Аждар Улдуз, Москва, 28 февраля 2013 года
