1. СКАЗ ОБ ИВАНЕ, О ЦАРЕ ХАЗАРЕ И ДОЧЕРИ ЕГО, ЦАРЕВНЕ МОРЕВНЕ басня о том, как Гурьев ставился
СКАЗ ОБ ИВАНЕ, О ЦАРЕ ХАЗАРЕ И ДОЧЕРИ ЕГО, ЦАРЕВНЕ МОРЕВНЕ
басня о том, как Гурьев ставился
(отрывок)
Давно ли то, аль недавно было – не нам судить, потому как что для человека – два века, для моря – час без горя, а то и вовсе минута. Проходят годы, что по морю воды, человеку приметны, а морю незаметны. Однако же вода – воде рознь, и есть такие воды, что и морю памятны. То не дожди вёдром льющиеся, да не волны рек несущихся, но черные слезы Царевны Моревны, что дочерью самому морскому владыке приходится.
Опять же, след сказать, что у кажного моря свой владыка имеется. В морях греческих да ромейских Нептуны всяческие с Посейдонами власть имеют, а в нашем море, не зная горя, правит, да не лукавит, великий Царь Хазарь! Два сына и две дочери у царя – царевичи Урал да Араз, и царевны – Волга, да Моревна. Как окрепли, выросли царевичи со старшею сестрою Волгой, так и уплыли из палат отцова дворца морского: Урал на Восток, зарю встречать, Араз на Запад, солнышко провожать, а сестрица Волга – на Север ушла, больно она снега любила. Так и идут-плывут каждый своей дорогой, и все же кажный из них завсегда к отцу с поклоном придти за долг почитает. И только младшая дочь, Царевна Моревна, никуда не ушла, с отцом осталась. Вот о них то и будет сказка наша.
Случилось это в ту пору, когда еще не железные корабли из нонешних, но казацкие струги да ладьи купеческие токмо по морю Хазарскому, ныне Каспием величаемому, ходить смели. Капризен был норовом Царь Хазарь, а уж к людям и вовсе с осторожкой относился, потому как больно суетливы мы на ихний, царский взгляд, а манерами – так и вовсе невежи! Тюленей-касатиков за жир да печень только и бьем, остальное воронам на потребу бросая, рыбу-кормилицу не живота ради, а для торга алчного ловим, что царю морскому и вовсе непонятно и не любо. Потому и топит особливо жадных до злата серебра купчишек, со всем добром ихние ладьи на дно морское опуская. Однако ж порой и среди человеков видит Царь Хазарь таких, что сердце ему честью да доблестью, мудростью да чистотой души своей радуют. И тогда дарит он таким людям и благословение свое, и удачу, что с тем благословением на весь род человека до седьмого колена длится.
Был средь купцов бакинских некий Хасан, человек ушлый, много на своем веку повидавший, однако же, всю свою жизнь от самой Персии и до самого до Дербента, а то порой и до Сарайчика, караваны с пряностями посылавший, и никогда через море-Хазар ладьи не снаряжавший. А случилась на ту пору война промеж ханов Ширванских да султанов Сельджукских, и неспокойно стало караваны то по путям-дорогам проторенным отправлять. Опять же, имя свое купеческое Хасан тот превыше всего ценил, и потому не мог допущать, чтоб, значицца, прочие купцы да лавошники, что у его караванов товар скупали, свой барыш потеряв, недобрым словом Хасана поминали. Потому как, что по тем временам, что по нонешним, а имя купеческое завсегда есть, как немцы то называют, капитал, особливую цену, значицца, в делах торговых имеющий. И вот, понимаешь, о капитале сем заботясь, решился тот Хасан на дело смелое, однако ж, для него и вовсе неумелое, потому как не приходилось ему никогда с морем-Хазаром связываться. А решил он товар свой до городу Сарайчику морем, на ладьях пущать. И надобно сказать, что безрассудством да смелостью неуемной энтот торговых дел человек от прочих не отличался, и свой таки замысел на стародавнем преданье семьи своей строил.
В семье же той купеческой со древних времен, когда еще не явились на земли Кавказские воители с мечами о двух клинках на тонконогих арабских жеребцах, хранился преволшебный талисман, ракушечка морская, по виду свому ничем от прочих, что на берегах Каспия то находятся, не отличная. Однако же считалось, что подарил эту ракушечку далекому предку Хасанову сам Царь Хазарь, за каку-неведомо доблесть. Вспоминать о том в семье хасановой не любили – предок тот, как шепотом говаривалось, супротив носителей веры-полумесяца выступал, сам будучи огнепоклонником, и священниками, что на языке далекой Аравии проповеди свои вещали, был проклят. И все ж вспомнил семейное преданье Хасан, ракушку ту из тайника извлек, и отправился на пристань древнего города Ба-Ди-Кубя, что означало – Город Ветров, чтобы найти себе ладью справную, да капитана доброго, чтобы товары свои, значицца, на другой берег моря-Каспия переправить.
Много разных кораблей да ладей на пристани бакинской стоят – тут тебе и галеры византийские, и ладьи из Руси, и крутобокие суда из самой Персии… Моряки то шумят, гам да суету поднимают, а вот и один, самый суетливый, видно, что из росичей, кричит во все горло: - Кто на новенького? А на новенького то – и перс бородатый, и татарин кудлатый, и даж похожий цветом глаз да волос брат-славянин дубиною замаивается, однако-ж никому не удается утихомирить буяна, уж больно силен тот росич! Смотрит на него Хасан, и думает – ах, не дай Аллах, эдакому корабль да товар свой доверить! Или – дай?.. Уж больно хорошо росич бьется, однако ж, слабеет, видать, сейчас побьют его супостаты!
Аллах то, почитай, всяко умнее купчишки будет, и уж однова по своему решает, и пути его неисповедимы! Та рази ж мог ведать о том Хасан, что кровушка его, от предка, что лихо воителей арабских крушил, нонче к чему приведет? Мысли то купеческие – одно говорят, кровь – к другому взывает, и вот схватил почтенный наш купец подол богатого халата свово в руки, подбегая к побоищу, кушак то развязал, вокруг кулака намотал, да и двинул в глаз персу, что первым под горячую руку попался. Эх, и замутилось тут побоище – любо дорого смотреть! И вправду, дорого – забили Хасан с росичем тем купцов почтенных, а тут, гляди, и аскеры-охранники, что при Ширваншахах-правителях в городе том за порядком догляд вели. Хасан то наш, купец почтенный, да и семья его, почитай, при дворе Ширваншахов тех, в почете да милости, а потому не стали аскеры-стражники путать буянов наших, мзду на плов взяли, да и отпущали на все четыре стороны. А стороны те, даром что четыре, в одну то сторону вели – в чайхану, на весь город известную, что Хазри-Мирвари звалась… Жемчужна Каспия, значицца!
Там то и услышал купец наш историю товарища свово по побоищу. За чаем душистым, что с гвоздикой в краях тех заваривается, да шелухой фисташковой, со сладкою пахлавою, рассказал росич про жизнь свою… вовсе не медовую. Звали его Иваном, и был он сын князя из страны росичей, да не признанный. Байстрюк, значицца! Потому как полюбил князь варяжских кровей девку из простых, селянку-красавицу. Недолга была та любовь – от заката до рассвета, в скирде да в снопах душистых, любил князь селяночку, да и пошел дальше по княжьим делам своим. Толь змей его кусил ядвитый, то ли данники к лошадям привязав, на все четыре стороны пустили, но там, где четыре стороны в чайхану не приводят… Однако ж, остался наш буян байстрюком-сиротою. Норовом да образом уж больно батюшку свово напоминал, отречься же от родства наследники особливо и не стремилися - не до того было. Воевали оне промеж собой, наследство княжье в раздор пуская. И самый хитромудрый из них байстрюка к себе в дружину взял, и верно сделал, потому как тот в благодарность супротив прочих то братьев сводных сильно бился. Однако ж, силой токмо битвы выигрываются, в войнах же лишь золото имеючи победить возможно. И снарядил хитромудрый тот брат байстрюка ладьей, да и пустил по морю-Хазару, корабли купеческие грабить, потому как война – дело, значицца, дорогое.
Знатным моряком стал байстрюк, воином же и до того был пресильным, ловко грабеж на водах каспийских наводил, разбойником-абрымтачом прозвали его, однако ж дружина байстрюкова, что из всякой сволочи моряцкой собрана была, невзлюбила за повадки княжьи, да и глаз шельмецкий на всем награбленном добре, значицца, имела. Хоть и боялись они его – уж больно силен был богатырь-байстрюк, неслухов голыми руками в рог бараний скручивал. Зашел байстрюков корабль за водою в город Дербент, и пока тот спал сном, значицца, богатырским, опосля набегов устамши, на корабле своем, дружина его и предала, весь награбленный товар самосильно продамши. Ладью тож отобрать хотели, да вовремя проснулся байстрюк, отбился от всей дружины, троих насмерть положил, оставшиеся, жизнь свою корабля дороже почитая, в бега и пустились. Один повел он ладью свою от Дербента на юг, к Ба-Ди-Кубя, и тут, как высадился на берег, повстречал тех, чьи корабли ограбил, однако ж ко дну не пустил, не взял грех убивца на душу. Купцы ж те, что перс, что татарин, что русич-сородич, обиду не простили, вот и бросились на волка морского, что один, без стаи, в руки к ним попался. И если бы не помощь Хасана, быть ему битым!
Тут и пришла в Хасанову голову мысль, как, значицца, встречу эту к выгоде купеческой обернуть, да и росича из беды его выпутать. Ты, - говорит ему Хасан, - не думай о том, что позади оставил, а думай о том, что впереди найдешь! Говорит, а сам, значит, на море показывает, что супротив чайханы портовой ласковой зеленью бухты бакинской глаз тешит. Да что там, впереди то? – спрашивает росич. А там, - Хасан ему отвечает, - другой берег, и стоит на том берегу знатный и богатый город Сарайчик! Всяк торговец, что по Шелковому торговому пути дела имеет, про тот город слыхивал, а кто и хаживал в него. В городе том степняки, адаи да берши, да прочие рода кайсаков, свой княжий бунчук держут, и за столицу он у них. Торгуют там товаром разным, потому как степняки – народ вольный да буйный, караваны, что промеж Чином шелкобогатым да Индией слонообильной, грабить привычны, а в Сарайчике том товар награбленный замного дешевше с рук сбывают. Однако добраться туда можно, лишь море-Хазар перейдя, да по реке-Яику, что росичи Уралом зовут, вверх поднявшись. Потому как война нынче в степях муганских, и караваном туда не дойти. Ладья ж у росича справная, коль он один ею управиться смог, и нужно только дружину моряков собрать таких, чтоб не сволочь да подонки люда портового, но проверенный, торговый моряцкий народ был. И ежели отправится какой удалой моряк с берега этого на тот, да на корабле, товаром для степняка нужным, груженный – медной утварью, да оружием железным, который здесь, в Ба-Ди-Кубя купить дешево можно, и вернется, груженый всяким иным товаром, то барыш немалый получит!
- Так на то деньги нужны! – ответил росич, - А денег у меня и нет!
- Деньги я дам, - успокоил Хасан байстрюка, - и того паче, сам с тобой отправлюсь, потому как ты моряк справный, а я купец, человек торговый, и будет нам обоим барыш с того дела!
Так и сговорилися Иван с Хасаном, и в тот же день Хасан, через доверенных людей своих, собрал дружину моряков справных, сам же по медным да оружейным мастерским славного Ба-Ди-Кубя прошелся. Скупил, значит, посуды да утвари всякой, на которую народ степи охотно роскошные, да им в жизни их кочевой никчемные товары менять горазд, а из мастерских, в коих славные оружейники, что из самих горных Кубачей стараются, клинков богатых, изукрашенных накупил. Князья да батыры степные до оружия народ охочий, да толк знающий, кубачинские ж клинки завсегда у воинственных степняков в почете были.
Ровно три дня прошло с разговору в чайхане, и вот ужо грузят в порту на ладью Иванову товар. Ровно двенадцать моряков из числа надежнейших, что море-Хазар вдоль и поперек с торговыми судами исходили, да лихим делом имени свово не замарали, товар этот принимают, на судне крепят, чтобы, значит, во время буйства погоды морской не мешал морякам кораблем-то править. И ровно на заре вышла ладья та в море из бухты Города Ветров, да попутный ветер и поймала. Потому как висел на шее Ивановой оберег старинный, который сам Хасан ему на шею и повесил, почитая за капитана в этом плаванье, и от того удачу языческую ему препоручая. И то славно вышло – ходко шла ладья по волнам, словно и не через море идет, а так, через озеро какое, и в срок известный, подошла к устью Урал-реки, что исчо Отцом-Яиком прозвана будет. Много там воды камышом заросшей, и где волоком по берегу, а где за весла взямшись, провела дружина морская ладью ту к чистой воде, и ужо дале до самого Сарайчика по реке плыли.
А надобно сказать, что все то по ранней осени было, когда и на море еще спокойно, и степь приветлива, и по реке плыть радостно, особливо с удачей такой, что прежде и бывалыми моряками не видана. Потому как не случалося еще такого, даже в самое спокойное летнее времечко, чтобы море-Каспий поперек переплыть, и ни в какую малую беду не угодить. И ежели в море оберег старинный рода Хасанова беду отводил, то уж в степях то, что по обе стороны реки раскинулись, народу буйного вдосталь водилось. Однако след и то помнить, что Урал-река Царю Хазарю сын родной, княжич, значицца, и коль сам отец оберег сей почитает, так и сыну оно пристало. Вот и отводил Урал глаза лихим людям, что вдоль реки засады на ладьи купеческие устраивать за обычай держали, глаза ж людям на корабле ивановом только радовал, зеленью лесов тугайских, что по берегам раскинулись, блеском рыбы-осетра, что в водах этих испокон обретался, да солнышком ясным в небе голубом, как глаза княгинь варяжских.
Так и добрались до города Сарайчика...