3 серия - ВОЙНА МИРОВ "М"
+ + +
Над Красной Площадью парит беспилотник. Под ним – остатки защитников Москвы. Их отделяют от нападающих бетонные блоки линии баррикад перед выходом с Тверской. Камера беспилотника показывает, как орды зомби-замкадышей вгрызаются в бетон, и вот один из блоков рухнул. В открывшуюся брешь вливаются толпы ядовито-зеленого цвета. Навстречу замкадышам бросаются в бой усталые, изможденные, но полные священной ярости воины Москвы. Впереди всех бежит Костик Эрнст. Его обнаженный торс блестит, мышцы и жирок на животе перекатываются, в руках у него занесенный над головой массивный телевизионный штатив с лейблом первого канала. С разбега, не останавливаясь, Эрнст опускает штатив на голову первого оказавшегося перед ним зомби. Это та самая зомби-медсестра, что перевязывала раненного замкадыша в начале фильма. Ее череп разлетается от удара, тело падает, но скрюченные, гадкие, без маникюра руки тянутся к ногам Эрнста. Ноги Эрнста в военных ботинках, украшенных вышивкой в стиле хохломы, безжалостно давят эти руки, и двигаются дальше. Слышен голос Киселева:
- Последняя битва за Москву началась!
Звучит концерт для фортепиано с оркестром «Московская симфония» Чайковского. Части тел замкадышей летают в воздухе, иногда в небо взмывают и останки героев обороны Москвы: усыпанная стразами кожаная куртка, боевое боа с шипами из платины, бронежилет от Киры Пластининой…
Закадровый голос Киселева: - Наши воины, настоящие московские богатыри, архангелы московского православия, несмотря на то, что их меньше, ведут бой, и сила их, вызванная праведным гневом, помогает. Они крушат врага, и я бы с уверенностью сказал, что победа будет за нами, но там, на подходе, платформы с ожившими, несмотря на гибель от руки деятелей нашего шоу-биза: Макаревичем, БэГэ, Шевчуком, и Пусси Райот – этими гогами и магогами от еретической рок-музыки!..
Под слова Киселева идет изображение выдвигающихся к Красной Площади со стороны Тверской платформ с вышеназванными рокерами. Колонки на платформах гремят, и бойцы обороны Москвы падают на колени, зажимая уши. Эрнст на коленях кричит: - Я не могу… не могу… Это все неправильно… Ведь мы когда-то тоже росли на этой музыке…
Голос Киселева звучит трагично: Что же противопоставит Москва этому козырю нашего врага в лице и голосе этих бывших кумиров, ныне вставших на сторону замкадья?
Беспилотник проносится над зданием ГосДумы, камера показывает парадный вход. Ворота ГосДумы распахиваются, слышится голос Киселева, из трагичного переходящий в радостное ликование: - Депутатский Корпус! Элита из элит, те, кто магией слов своих вызывают потоки нефти и газа из недр Москвы, чья мудрость неоспорима, а сила – непобедима. НАШИ ДЕПУТАТЫ!
Депутатский корпус выдвигается в строгом геометрическом порядке. На них: ладные серебристые костюмы с лейблом Славы Зайцева, бронированные галстуки, лацканы пиджаков украшены георгиевскими ленточками, у каждого на левой стороне груди Орден Белого Медведя на фоне московского триколора. Депутаты стройными рядами, четко маршируют по брусчатке Красной Площади, и несгибаемым строем становятся перед ордами замкадышей. Вперед выходит Архимаг Жириновский. Рядом с ним становятся архимаги Абрамович и Валуев.
Жириновский: - Замкадье! Замкадыши! Вы утверждаете, что вы есть Россия? А я говорю вам – нет России вне Москвы, и никогда не было!
Абрамович (выступая вперед): - Это подтверждаю вам я, депутат от Чукотки и Якутии. И я говорю – нет Чукотки, и нет Якутии, но есть Москва, и только мной реальна Чукотка и Якутия, пока есть я в Москве, вы же все – НЕ РЕАЛЬНЫ!
При словах Абрамовича небольшая группа замкадышей начинает истончаться, словно становится прозрачной, и, наконец, полностью обращается в ничто. Вместо них остается небольшая кучка оленьего языка в консервах, горстка рубинов и ягеля.
Вперед выступает Валуев: - И мой каменный кулак тому – порука!
Валуев выбрасывает вперед руку, сжатую в кулак, и огромная брешь образуется в толпах замкадышей, сотнями те ложатся в вечный нокаут.
Но вновь гремят колонки с платформ рокеров, и ряды замкадышей сплачиваются. И тогда из строя легионеров-депутатов выходит вперед один, с мегафоном, и кричит: - Цой был агентом ЦРУ! А вы все национал-предатели! Такой закон мы принимаем ныне в Думе. И голосуем!
Легионеры-депутаты разом поднимают вверх руки, хором, чеканно, кричат: - ЕДИНОГЛАСНО!
От звука голосов депутатского корпуса разрываются динамики колонок на платформах национал предателей от рок-музыки. Эрнст начинает подниматься с колен, вена пульсирует на его виске, крупная слеза благодарности депутатам за открытие истины медленно стекает по щеке, падает на камни Красной Площади, разбивается… Звук от падения этой маленькой капли разносится по всей Москве тонким, пронзительным звоном… Бойцы обороны Москвы восстают с колен, и вот они уже снова рвутся в битву, и боевой телевизионный штатив в руках Эрнста вновь возносится к небу, чтобы обрушится – на этот раз прямо на платформу, на которой находится БГ.
Тишина ломается победным звуком трубы, играющей мелодическую фразу из гимна Спасителю: папам-памааам, парара-памам-памам… («Воло-одя! Володя-Воло-одя!»)…
Вновь звучит голос Киселева, продолжающего комментировать ход сражения:
«От платформы БГ отлетают куски металла. Прыжком с места в небо над Красной Площадью возносится Эрнст, и опускается на саму платформу. Взмах боевым телештативом, и вот уже голова самого БГ раскалывается на куски, открывая истину: в черепной коробке национал-предателя клубится сизый дым марихуаны, из которого выползает маленькая зеленая гусеница , зажимающая микроскопический кальян в передних лапках. Но вот следует второй удар штативом, он отбрасывает ужасную тварь прочь, вместе с ошметками кожи и осколками черепа самого БГ.
В это время Валуев вскакивает на платформу Макаревича, и вступает с ним в бой. Кулаки Валуева носятся в воздухе, но Макаревич уворачивается, отбивается акустической гитарой, покрытой американской броней с шипами. Кулаки Валуева кровоточат, но герой не прекращает сражаться, и, наконец, правой прямой впечатывает жидовской нос Макаревича в плоскость лица. Слышится, как осколки носовой кости хрустят, и входят в мозг национал-предателя. От силы удара глазные яблоки Макаревича вылетают из орбит, и два фонтана крови бьют из его глазниц прямо в лицо Валуеву. Тот на секунду слепнет, и этим пользуются фурии из Пусси Райот – три девицы в балаклавах и с гитарами наперевес перепрыгивают со своей платформы на платформу Макаревича, и одновременно, с трех сторон, обрущивают свои гитары на голову Валуева . Однако черепная коробка депутата и боксера прошла специальную подготовку, она не ломается, но гибко деформируется под ударами, вновь принимая изначальную форму. Тогда одна из «пуссек» бросается вперед, падая на колени, скользит по мокрой от крови Макаревича поверхности платформы, и оказывается прямо перед пахом депутатского бойца. Она срывает с себя балаклаву, и мы видим, что это – та самая Толоконникова, ведьма, язычница и панк, осквернительница алтарей, нимфоманка и уголовница, отсидевшая срок за расхищение церковных святынь равноапостольного супермаркета Храма Василия Блаженного. В свете закатного солнца блестят ее вампирские клыки, и вот она уже вгрызается ими в пах думского боксера, и резким движением рвет депутатскую плоть. Кровь хлещет из открывшейся раны, во рту же сквернавки болтаются тестикулы и большая часть уда боксера и актера от «Единой России», великого воина, а ныне – скопца – Валуева. Богатырь падает сначала на колени, в беззвучном вопле воздевая лик свой к небесам, но нелюдь пользуется этим мигом, она выплевывает могучие органы мужественности из своего поганого рта, и змеей бросается вперед, к обнаженному горлу московского воина. Ее клыки смыкаются на беззащитном в это мгновенье молитвы горле гордости депутатского бокса, и вот она уже разрывает второй знак мужественности депутата и человека – его кадык. Бездыханный, Валуев падает прямо на нее, надеясь раздавить злобную вражину, но та змеей подколодной выворачивается, хватает лежащие на платформе тестикулы поверженного богатыря, и с победным звериным воем возносит их над головой, показывая ордам замкадышей. Те в экстазе ревут, и бросаются вперед, захлестывая волнами вонючей, грязной, отвратительной своим отсутствием стиля и чувства моды плоти, ряды защитников Москвы. Что же спасет нас?..»
Беспилотник совершает круг над Красной Площадью, демонстрируя картины сражения. Вот Шевчук схватился с Эрнстом, отбивая гитарой могучие удары боевого телештатива. Вот Пусси Райот втроем раздирают гениталии очередной жертвы, вырванной ими из рядов депутатского корпуса. Но вновь слышатся звуки боевого горна. Они играют все ту же мелодию, и из облаков, заслонивших солнце, появляется цепеллин. Аэростат зависает над Красной Площадью, алые солнечные блики играют на огромном портрете Рамзана Кадырова, работы Никаса Сафронова, на серебристой поверхности цепеллина, который выбрасывает сотню тросов. По ним начинают спускаться люди в черных, просторных одеяниях. Это – казаки!
Вновь звучат комментарии Киселева:
«Они успели! Чеченский казачий корпус имени Великого Рамзана Кадырова, невинно осужденного гейропейцами на надуманные военные преступления, эти казаки – воплощение духовных скреп и воинских традиций великой Москвы! Они спешили на помощь, и вот они здесь, ибо известно, что только казаки способны справится с нелюдью от так называемой культуры!
Казаки уже на Красной Площади, и вот, обнажив сабли и нагайки, они в яростном порыве бегут к платформам. Впереди бежит казачий атаман, православный имам Бабай, джигит, батыр, и толкователь Писания, способный втолковать законы Православного Шариата своей нагайкой даже самым безнадежным блудницам. Он взлетает на платформу, и черкеска его крыльями орла разлетается, сбивая с ног двух из трех фурий Пусси Райот. Взмах нагайкой, и вот балаклавы слетают прочь, обнажая искаженные яростью лица. Второй удар плети рассекает рот Толоконниковой, хвосты плетки обвиваются вокруг ее клыков, и вот уже могучим рывком Пресветлый Бабай выдирает их из зловонной, окровавленной пасти главной сквернавки. Далее следует удар саблей, отделяющий голову фурии от шеи, и еще два, поражающие двух оставшихся девиц-пуссек в их разверстые пасти. Бабай хватает тела поверженных варжинь и бросает их с платформы прямо на пики своих казаков. Пики вонзаются в вагины национал-предательниц, и словно победные штандарты, возносят тела к верху. Вздох злобы и разочарования проносится по бесчисленным рядам замкадышей, казаки же продолжают свое победное действо.
Шевчук теряет гитару, вырванную из рук ударом нагайки, и вот уже все три заточенные ножки боевого телештатива Эрнста пробивают его хилую грудную клетку. Объединившись, депутатский и казачий корпуса, подобно легионерам Рима, поражающим орды варваров, уничтожают замкадышей тысячами. Горн победно звучит над Красной Площадью!»…
+ + +
Кабинет Патриарха. Тот наблюдает картину битвы по огромному экрану телевизора. Чело его омрачено думами. Напротив сидят Дугин и Проханов – философ и писатель смотрят не на экран, но на Патриарха. Дугин одет в сермяжную рясу, на Проханове – гимнастерка «а-ля Ким Чен Ир», украшенная корейскими иероглифами и серпом с молотом.
Дугин: - Почто печален, отче? Ведь побеждаем мы!?.. И в том гарантией наш особый, русский путь, берущий начало свое в Достоевском и Бердяеве…
Проханов: - Молчи, философ! Ибо боддисатва Ким Чен Ир сказал: «В молчании мудрость – мудрого!.. В действии сила – сильного! В красоте краса – красного!.. В думе же – патриархальность Патриарха!»…
Патриарх (подозрительно): - А боддисатва Ким Чен Ир был православным?
Проханов: - Зуб даю!
Патриарх: - Не надобно – зуб. А надобно вам понять, сыне мои, что враг наш покамест главную свою силу не показал, ибо не видел я еще на поле сражения тех, кто стоит за всей этой мерзостью и поганью восстания против священной нашей Матушки-Москвы!
Дугин: - Но ведь… отче! Навального же давно нет, убили его авторитеты православные в каземате сыром, помню то явственно, ибо сам фетву на смерть национал-предателя опубликовал, и за то был госдепом пиндосовским поганым в «Списки Навального» богохульственные включен…
Патриарх: - Да, благое деянье то было – уничтоженье ворога буйного, однако же забыл ты, сыне, о тех, кто успел сбежать в замкадье, скрылся от взора нашего, и потому наказанья избежать сумел… Но! Помяни нечистого… Вот и они!
Патриарх указующим перстом тыкает в направлении экрана телевизора. Голос Киселева вещает, на экране все сопровождается «картинкой»:
«Мы видим, как оживают ряды врагов наших. Замкадыши, еще мгновенье назад сломленные потерей своих рок-бойцов, как будто снова наполнились уверенностью и силой, и хотя беззащитны они пред казаками и депутатами вкупе с остатками бойцов гвардии нашей, особливо же проявляет себя боец Эрнст, боевой штатив в руках коего смертоносен, однако не отступают, не бегут в страхе, как то было ранее, во время прежних восстаний замкадья, но напирают, несмотря на потери огромные я рядах своих… А вот и причина этого – со стороны Триумфальной движутся они, все ближе и ближе… Этот страшный шар, летающий силой мысли своего хозяина, восседающего в нем за шахматной доской. И темные помощники его на метлах ведьминых, метлах языческих… Но что я вижу – один из них – Навальный! Тот, кого убили в тюрьме радетели о благе государственном, за которого были списки и санкции! Он жив?! Так за что же страдали наши депутаты и чиновники, лишенные демократического доступа к своим праведно нажитым виллам и яхтам в пиндосиях и гейропах? О, западные двойные стандарты, да будут прокляты сочинившие вас жиды Ньютон и Вашингтон, и да рухнут их памятники, и сгорят страницы энциклопедий с их именами! Анафема вам! Нам же – победа и слава, хотя трудно будет нам победить ныне этих врагов… Вот, Навальный на своей метле «Нимбус 2000» возглавил правый фланг замкадышей… Те повязывают себе белые ленточки и, несмотря на огромные потери, напирают на депутатский корпус, вот уже затоптали одного… второго… Новодворская поднимает в бой левый фланг, и идет прямо на казаков. Непобедимы в честном бою казаки православного имама Бабая, но ведома ей слабость кавказская! Задирает Новодворская юбку свою, и показывает мужам смелым с кровью горячей, мужам кавказским, дряблые ягодицы свои… И хаос греха похоти пожирает мозг непобедимых воинов, могучая эрекция лишает их гибкости и ловкости, и падают казаки, поверженные ордами зомби-замкадышей…
Силой разума своего ведет покорные легионы зомби в бой шахматист поганый Каспаров, и вот уж волны вонючего замкадья грозят захлестнуть стены древнего Кремля… Где же Спаситель?!»…
Патриарх отрывается от экрана, резким движением хватает трубку телефонного аппарата без диска набора, что стоит на его столе. Говорит лишь оно слово: - Пора!
На лицах Проханова и Дугина расплываются восторженно-благоговеющие улыбки.
+ + +
В кадре – Мавзолей на Красной Площади, надпись на Мавзолее правлена, перед буквой «Л» пририсована в стиле граффити краской из баллончика буква «А», буквы «Е» перечеркнуты, над ними такой же манерой написаны буквы «И». Звучит симфоническая оркестровка мелодии песни «О боже, какой мужчина!». Здание Мавзолея трансформируется, крыша раздвигается, фасад расходится в стороны, однако некоторое время ничего больше не происходит. Затем здание начинает дрожать, и внезапно, словно взрывается, рассыпаясь на тысячи обломков. Из образовавшейся бреши в кремлевской стене появляется морда белого медведя. Медведь поводит головой, трясет ею, затем делает рывок вперед, и весь участок стены раскалывается, выпуская на Красную Площадь зверя, на спине которого восседает сам Спаситель.
Спаситель облачен в доспех от Юдашкина – бронированный костюм-тройка с кевларовым жилетом, алый галстук усыпан алмазами, защищающими грудную клетку Спасителя от возможных вражеских пуль, манжеты – платиновая кольчуга. На голове у Спасителя – шлем Александра Невского, в деснице – джедайский меч Ильи Муромца, в шуйце – щит Добрыни Никитича с гербом Московского Княжества: Георгий Победоносец поражает дракона, из разверстых ран которого бьет нефть, а из ноздрей вырывается газ.
Закатное солнце отражается на клинке меча, солнечный зайчик бьет в очки на глазах Новодворской, та теряет управление над своей метлой и падает вниз. Грузное тело оппозиционерки не выдерживает столкновения со священной мостовой Красной Площади, разрывается на клочки, забрызгивая окружающих зловонной зеленой жидкостью, которая тут же, подобно кислоте, разъедает плоть как людей, так и зомби. Несмотря на это, ряды защитников Москвы разражаются радостными криками.
Медведь степенно, вразвалку, выдвигается из бреши, Спаситель возносит меч к небесам. Хаотичные ряды замкадышей охвачены страхом, они пытаются бежать, затаптывая своих же, но от сферы Каспарова распространяется волна ментальной энергии символичного голубого сияния, и зомби вновь движутся вперед, их глаза пусты и ничего не выражают, кроме покорности воле Запада. И тогда медведь бросается вперед. Из его ноздрей вырывается облако нано-частиц, поражающее ряды замкадышей, жертвы нано-атаки падают бездыханными, и в рядах зомби образуется огромная брешь, куда и бросается Спаситель на своем медведе. Когти медведя покрыты особой нано-бронью, и легко разрывают гниющую плоть врагов, меч в руках Спасителя рассекает разлагающиеся мышцы и кости замкадышей. На перехват неумолимо движущегося в направлении сферы Каспарова Спасителя бросается Навальный. Он подлетает, останавливается прямо перед мордой медведя, и вытаскивает из-под потной подмышки кипу бумаг, кричит:
- Здесь твоя погибель, здесь все – цифры твоих хищений из госбюджета, доказательства коррупции, ты – политический тру…
Навальный не успевает закончить свою реплику – медведь встает на дыбы, и одним движением мощных челюстей перекусывает передний бампер метлы «Нимбус 2000», руку Навального, держащую документы… и самого Навального! Документы разлетаются по Красной Площади, часть попадает в глотку медведю. Тот начинает задыхаться, глаза его краснеют, шкура зеленеет, из ноздрей капает зеленая слизь. Спаситель ласково шепчет в ухо медведю:
- Дима! Димочка, родной! Выплюнь эту гадость сейчас же! Фу! Слышишь? Фу, я сказал!
Медведь с трудом, но отрыгивает документы, попавшие ему в пищевод, с трудом переводит дыхание, к нему возвращаются ясность мысли и хриплое медвежье нано-дыхание. Шкура медведя возвращает белый цвет. Глаза его вновь пылают триколором московского знамени. Медведь ревет, и вновь устремляется сквозь ряды зомби к сфере Каспарова.
Каспаров в своей сфере невозмутим, его глаза слегка остекленели, он втирает себе в десна и ноздри очередную порцию кокаина из звездно-полосатой табакерки, и бесстрастно смотрит на приближающегося к нему медведя со Спасителем на спине. Когда те оказываются на расстоянии десятка метров, Каспаров начинает говорить, голос его тих, гнусав, и пронзителен, но американские усилители разносят слова по всей Красной Площади.
Каспаров: - Вот, мы и встретились… брат!
Спаситель (возмущенно, голос его звучит красивым обертоном, присущим настоящим альфа-самцам): - Какой я тебе брат, гой ты еси жидовин армянский?! Никогда мы не будем братьями – ни по Родине, ни по матери…
Каспаров (снисходительно улыбаясь): - Жидо-бандеровцев цитируешь? Кровь заговорила, значит… Это нормально! Нас обоих создали в одной лаборатории, и мы с тобой – близнецы, но от тебя всегда это скрывали. Наш отец - тот, кого ты называл «глыбой», а весь остальной мир обвинял в организации ввода танков в Прагу. Сейчас его народ признал, что он не имел аналогов, и создал безаналоговую, то есть полностью цифровую страну, которую возглавляет его сын. Да, он сделал то, о чем мечтал – создал свою нефтеносную монархию. Отцом он нам был не биологическим, но именно он руководил секретным проектом КГБ по созданию супер-мозга и супер-агента. Когда мы были еще младенцами, он распорядился отправить тебя – в Европу, меня же взял к себе, в Баку, где отдал в шахматную школу, чтобы я отточил свои навыки аналитика. Ты не помнишь этого, ведь ты был еще младенцем, и это потом стерли из твоей памяти, но мы с тобой совместно разрабатывали и внедряли в жизнь план по Чехословакии. Я, как аналитик, ты же был настоящим руководителем проекта… Тот самый младенец на руках танкиста, первого въехавшего в Прагу… это ведь был ты, брат! Я скучал по тебе…
Спаситель (явно смутившийся, растерянно): - Этого не может быть… по времени… ничего не совпадает…
Каспаров (все так же снисходительно): - Время ничто для нас, брат! Мы уже давно умели контролировать четвертое измерение, только ты делал это стихийно, неосознанно… помнишь, когда ты смог перенестись в прошлое и помешать англичанам встать на защиту ненавистной тебе Польши, когда Гитлер ввел туда войска? Или когда ты подговорил Ивана Грозного создать опричнину и разгромить по приказу из Золотой Орды Великий Новгород? Я же, в отличие от тебя, научен был делать это осознанно…
Каспаров после этих слов посылает еще одну волну ментальной энергии из своей сферы, и Красная Площадь на глазах меняется. Бойцы гвардии обороны Москвы вдруг оказываются облаченными в доспехи римских легионеров, замкадыщи, идущие на них – в одеждах галлов, гуннов и прочих варваров… Все они словно застыли в густой «патоке» остановившегося временного потока.
Каспаров (продолжает): – Ведь тебя воспитывали всего лишь как солдата, исполнителя приказов, в то время как я должен был отдавать эти приказы… Но все пошло НЕ ТАК! Не ты должен был стать президентом, не тебе полагалось быть спасителем Москвы, но во все вмешалась Церковь, и ты занял МОЕ МЕСТО, БРАТ!..
Каспаров успокаивает себя, сглатывает слюну, говорит уже более мирным голосом, в котором чувствуется проникновенность: - Ты высоко поднялся. Я… я горжусь тобой, брат! И я готов доказать тебе, что пришел не для того, чтобы уничтожить тебя, и все, чего ты достиг. Я здесь, чтобы наша семья воссоединилась. Мы должны быть вместе, и вместе мы сделаем нашу страну процветающей, истинно демократичной, великой державой… Доверься мне, как я доверяюсь сейчас тебе. Видишь, я снимаю защитное поле своей сферы, и полностью открываюсь пред тобой! (при этих словах защитная мерцающая сфера вокруг левитирующего трона Каспарова с негромким чпоканьем исчезает, сам Каспаров раскидывает руки в стороны) Иди же ко мне!
+ + +
Смена кадра. Кабинет СС РПЦ. Патриарх, Дугин и Проханов пристально, с напряжением, написанным на лицах, смотрят на картину происходящего на Красной Площади, передаваемую камерами беспилотников.
Проханов: - Индийское кино какое-то! Как такое возможно?!
Патриарх: - Это то, чего я боялся больше всего! Каспаров – Каин, и если наш агнец невинный, Авель добродетельный, доверится ему… всему конец! Одна надежда – на его чувство стиля…
+ + +
Спаситель, словно завороженный, слезает со своего медведя. Несчастное животное издает жалобный стон, призывая своего хозяина и наездника обратно, но Спаситель как будто не слышит его, и, словно завороженный, движется в направлении Каспарова. Он приближается к своему извечному врагу и брату совсем близко. Каспаров обнимает Спасителя, даже не слезая со своего летающего кресла. Прижимается пархатой кучерявой головой к голове Спасителя. Длинная струйка зеленоватой слюны стекает с угла его губ, и ложится на ворот роскошного дизайнерского пиджака Спасителя. Видно, как лицо Спасителя передергивается от этого в отвращении. Спаситель отводит одну руку за спину, пальцы складываются в особый знак: большой палец зажат между сложенными к ладони указательным и средним, безымянный и мизинец скрещены.
Спаситель (жарко шепчет в ухо Каспарову):- Доверится, говоришь? После того, как ты оплевал мой пиджак от Юдашкина? Я все забыл, говоришь? Нет, брат, наш отец научил меня все помнить! И никому не доверять! А мой создатель – ценить мое чувство стиля! И мои дизайнерские костюмы!
Дальнешие действия сопровождаются комментариями Киселева (голос звучит заторможено – время-то застывшее): «Мы видим этот Знак – знак Спасителя! На знак Спасителя из рядов легионеров депутатского корпуса выходит Карпов. Он с видимым напряжением, трудом, продирается сквозь застывший кисель застывшего временного потока, в его руках – шашечная доска с шашками, расставленными для игры в «чапаевца». На пределе своих сил Карпов наносит щелчком удар по крайней шашке (крупным планом – шашка, по краям которой вкруговую идет надпись на старославянском «Рази ворога яро!», в середине – стилизованное изображение серпа, молота, и советской пентаграммы). Шашка сначала медленно, затем ускоряясь, прорывается сквозь застывшее время, летит в направлении обнимающихся Спасителя и Каспарова.
Спаситель в последний миг откидывается назад, становясь в дзюдоистский «мостик», мощным челом упираясь в мостовую Красной Площади. На лице Каспарова – недоуменное выражение, струйка зеленоватой слюны все еще свисает с края губ. Прилетевшая шашка проламывает лобную кость, из ее краев появляются зубчики-лезвия, они вращаются, шашка вгрызается в череп Каспарова, проваливается внутрь черепной коробки.
Спаситель делает сальто, отталкиваясь лбом от мостовой, приземляется прямо на спину своему медведю.
Глаза Каспарова загораются алым – это предвестник последующего через мгновенье взрыва, который разносит голову демократа-шахматиста на тысячи мелких осколков, которые вначале движутся медленно, но с гибелью Каспарова (голос Киселева ускоряется после этих слов, и звучит нормально ) поток времени вновь свободен, и дальнейшее происходит в обычном темпе! Взрыв! Внутри черепной коробки Каспарова – еще одна черепная коробка, и она тоже взрывается, и самая маленькая – тоже… Это – фейерверк нашей Победы! Мозг врага ВЗОРВАН! МНОГОКРАТНО!..»…
Звучит симфоническая увертюра к арии «О боже, какой мужчина!». Динамичная смена кадров: депутаты кромсают замкадышей… Спаситель на своем медведе разрывает тело Каспарова на мелкие клочья… Из-за кремлевской стены выезжает бронепоезд с надписью «РЖД» по корпусу, за пулеметной турелью – Якунин, поливающий зомби-замкадышей свинцовыми лотерейными билетами «РЖД», поражающими насмерть…
Звучат восторженные комментарии Киселева: «А вот подоспели и соратники нашего Спасителя! Якунин не просто сам примчался на своем личном бронепоезде с запасного пути, но и открыл стратегические шубохранилища!.. Над Красной Площадью появляется эскадрилья штурмовых шуб. Шубы пикируют на зомби, обстреливая их остро заточенными волосинками, каждая из которых, пробивая плоть врага, взрывается, и разносит того на мелкие ошметки… Это – ПОБЕДА!»…
В кадре – жалкие остатки орды зомби бегут от преследующих их шуб, депутатов, звезд шоу-бизнеса, те безжалостно уничтожают отстающих… Последний кадр – Эрнст сносит штативом голову еще одному зомби, ему ласково кивает Спаситель со спины Медведя, в руках у Спасителя – оторванная от тела голова журналистки Латыниной… Спаситель отшвыривает от себя голову Латыниной, та летит, рассекая кучерявыми рыжими волосами воздух, падает на землю, скатывается в подземный переход «Охотного ряда». Затемнение.
+ + +
Звучит симфоническая марш-оратория «О Боже, какой мужчина!» в исполнении группы «Фабрика» и сопровождении эстрадно-симфонического оркестра Большого Театра Московского Шоу-Бизнеса имени Чайковского. В кадре понуро идущие по Красной Площади колонны замкадышей. Их руки и ноги скованны кандалами, они идут в сопровождении конвоя. Конвой облачен в роскошные боевые шубы из стратегических шубо-хранилищ.
На трибунах Красной Площади: Патриарх верхом на Спасителе, Спаситель, в свою очередь, верхом на своем медведе. Они принимают торжественный парад в честь победы над замкадышами. Парад комментирует Киселев (комментарии сопровождаются соответствующим изображением):
«Весьма символично то, КАК Патриарх и Спаситель приветствуют армию-победительницу. Смирение и подчинение духовному началу мы видим в этой стильной и полной художественного смысла композиции! Снизу – наш могучий и добрый народ, несущий на мощной спине власть мирскую - Спасителя своего, на коего опирается, вознося главу свою к небесам, наша духовность в лице Патриарха! И в этом – наша Москва, образ ее, ведущий нас к процветанию и благу!
Вот, стройными рядами проходят перед кремлевскими трибунами вагоны «РЖД» под предводительством Якунина на своем бронепоезде. За ним следуют бойцы депутатского корпуса – наша честь и совесть, ум и надежда, избранно-назначенные воины света и добра. Их возглавляет мастер шашечного боя, меткий стрелок и мудрый тактик настольных батальных игр, Карпов! Вслед за депутатским корпусом влачат свои жалкие, лишенные стиля и гламура тела, - плененные замкадыши, которых сопровождает конвой из самых выдающихся бойцов московской гвардии! Их возглавляет Константин Эрнст, чей боевой штатив украшен сегодня триумфальной георгиевской лентой, усыпанной якутскими бриллиантами, которые, как известно, добываются только в Москве, в недрах ЦУМа… Ура победителям!»…
Марш-оратория звучит все громче. Финальный кадр: Спаситель улыбается, сидящий на нем Патриарх приветственно машет параду. У медведя от напряжения свешен язык.
Затемнение.
+ + +
ЭПИЛОГ
Голова Юлии Латыниной лежит в полутьме подземного перехода «Охотный ряд». К ней подкрадывается лысый человек. Его лицо слегка освещается тусклым фонарем аварийного освещения. Это – Борис Акунин. Он тащит под мышкой безголовое тело. Добравшись до головы, он хватает ее, пристраивает к шее, извлекает иглу, пришивает к шее. Затем достает из кармана шприц, на котором – звездно-полосатая бирка с буквой «Z! Special for US Army!». Оттягивает веко Латыниной, вонзает иглу шприца прямо в глазное яблоко, насвистывая при этом мелодию «Интернационала». Свист эхом разносится по пустому подземному переходу. Тело Латыниной начинается биться в судорогах, затем резко выпрямляется, она открывает глаза. Пытается моргать, но игла шприца, все еще воткнутого в глаз, создает впечатление, будто она подмигивает.
Акунин: - Подмигиваешь? Намекаешь? И верно делаешь… мы еще поборемся!..
Послесловие от Автора:
Я писал – и смеялся. И у меня было такое ощущение, словно за моей спиной смеются тени… Честно – ничего не курил! Ну, «Кент» четверка не в счет – с него меня если и тянет, то кашлять, но уж никак не «ловить кайф»… И не пил ничего крепче пива, да и того – пару кружек. Хорошее пиво, дорогое, без «димедролоподобных» добавок… Наверное, у меня просто «поехала крыша». Так бывает, наверное, когда все тебе говорят, что света нет, что его придумали враги, и слепота – нормальное состояние человека, об этом вот и батюшка намедни в церкви вещал, и Вождь, опять же, в своем обращении упоминал, что свет придумали провокаторы, предатели, враги, и открытые глаза – признак принадлежности к лагерю тех самых предателей… Но тени эти я чувствовал: такие большие, гигантские тени. Как будто их отбрасывали не люди, но настоящие гиганты. Титаны! У теней были имена: Рабле и Чапек, Гашек и Свифт, Салтыков-Щедрин и Гофман. Они смеялись вместе со мной, хотя мне иногда и хотелось плакать больше, чем веселиться… им плакать, кажется, совсем не хотелось. Они, наверное, выплакались тогда, в свое время, когда были живые, и писали о том, о чем пишем все мы – небезразличные к народам, которых любим, культурам, на которых выросли, странам, которые на самом деле – наши, а не принадлежат кучкам продажных чиновников от властей и религий… Сейчас они могут просто смеяться. А мне положено не смеяться, я же еще живой! Мне положено написать обязательные слова: о том, например, что все названные в тексте имена, фамилии, должности, общественные положения и позиции, буде они совпадут с Вашей, читатель-зритель реальностью, совершенно случайны, а главное – никоим образом эти совпадения не соответствуют желанию автора. То есть, автор совершенно не хотел бы, чтобы эти самые имена и фамилии на этих самых должностях, позициях и положениях находились. Так что если вдруг окажется, что, скажем, в нашей с Вами реальности и есть некий гипотетический Патриарх или Спаситель, чьи слова, действия, или что там еще, напомнят вам моих персонажей – так то получилось совершенно случайно, и я против! Против ТАКИХ Спасителей и Патриархов. Как-то так…
Тени за моей спиной – огромные. Живые, они воспринимались своими соотечественниками и современниками не такими титанами. Но сейчас они – Учителя и Мастера, тени которых порой затмевают смысл того, о чем они писали, и за что их титанами при жизни никто не считал. Я еще живой, и очень маленький. И я еще долго хочу оставаться маленьким, и живым. Но не писать, не говорить, смолчать – не могу… не умею… и я вижу, как моя тень начинает меня перерастать… А я ведь я ничего такого не курил!..
Аждар Улдуз, Атырау, март-май 2014 года