2 СЕРИЯ - ВОЙНА МИРОВ "М"
+ + +
По Тверской в сторону Триумфальной Площади движется маршем группа людей в стильных коричневых рубашках «отрядов самообороны Москвы». Впереди идет Сережа Зверев, за ним движутся бойцы. Рядом с командиром идет Федя. На нем одеты: стильные блестящие брюки в обтяжку, отливающие лиловым, меховое жабо, и кожаная жилетка на голое тело. Сережа оборачивается на Федю, взгляд его полон суровой нежности. Глаза Федора отвечают взаимностью. Чуть поодаль марширует Костик. Он смотрит на командира и Федю с плохо скрываемым чувством ревности.
Слышатся звуки выстрелов, чей то полный боли и отчаяния крик. Зверев переходит на бег, бросает остальным через плечо: - Быстрее, мать вашу, лохи без стиля и вкуса!
Отряд бежит вперед, выходит на Триумфальную площадь. Памятник Маяковскому облеплен фигурами зомби-замкадышей, у постамента памятнику шаман замкадышей в драной форме священника совершает ритуальное жертвоприношение, воздев над бьющимся, связанным телом солдата в форме гвардии, ритуальный кинжал в форме католического креста. Зомби радостно ревут.
Сергей Зверев (сквозь зубы): - Сссуки! Бинокль мне!
Федя протягивает ему усыпанный стразами бинокль.
Зверев смотрит в бинокль. В окулярах крупным планом лицо жертвы. Это Макс Галкин. Он широко открыл рот и кричит-поет гимн эРэФии высоким дискантом «а-ля Витас».
Зверев: - Придурки! Макса жалко, конечно, но война – это всегда жертвы…
Федя: - Командир?! Мы не будем его спасать?!
Зверев: - Эти глупцы без стиля и вкуса понятия не имеют, во что сейчас вляпаются! Да, Макс, скорее всего, погибнет, но ярость Валькирии обрушится на его убийц. Нам сейчас лучше не вмешиваться. Это не просто война, мой милый друг, это – война в стиле шоу-биз!
Кинжал в руках священника опускается. Прерывается песня Макса, оборвавшись на самой высокой своей ноте. Над Триумфальной площадью повисает тишина. И вдруг, словно издалека, приближаясь, тишину разрезает высокое, на фальцете «А-а-а-а-аааааа!..»…
Зверев: - Ну, начинается! Всем надеть наушники и включить нашу боевую… Вам под ЭТО лучше не попадаться!..
Бойцы исправно надевают наушники своих ай-фонов, ложатся на землю, закрывая головы руками. Тем временем над площадью все сильнее звучит «А-ааааа!...», переходящее в:
- АааааааааааааарррррррррррРРРРРРРР-ЛЕ-КИНО, АРЛЕКИНО! Нужно быть смешным для всех! Арлекино, арлекино! Есть одна задача – СМЕЕЕЕЕРТЬ!»…
Над площадью появляется фигура женщины в темно-красном плаще. Развевается плащ, развеваются роскошные, медно-рыжие волосы. Она летит на крыльях ярости, и из глаз ее стреляют молнии. Каждая молния, попадая в замкадыша, разрывает того на клочки гниющей плоти, одна из молний попадает в священника, кинжал в его руках плавится, глаза взрываются в орбитах, из ушей выстреливают фонтанчики крови, зубы из разверзнутого рта разлетаются в разные стороны, язык вытягивается напряженной стрелой, наливается кровью, синеет, вспухает, и взрывается ошметками сиреневого мяса, и шаман падает, на тело лежащего перед ним Макса Галкина. Валькирия с небес посылает еще одну молнию, и тело шамана разлетается в прах, не успев упасть на холодеющий труп мужа Великой Примадонны, и осквернить его тем самым. Дива раскидывает руки в стороны, из кончиков пальцев вырываются пучки молний, сеющие смерть в бесчисленных рядах зомби-замкадышей. Словно на ее призыв, со всех концов Москвы слетаются супер-бойцы гвардии. Музыка плавной модуляцией переходит на оркестровую версию «Вива Ля Дива» Киркорова, и вот уже вокруг Примадонны, паря на крыльях священного гнева и в развевающихся боевых плащах разработки Славы Зайцева, появляются сам Киркоров, Леонтьев, Басков, Распутина, и Бабкина…
Федя и Зверев лежат, обнявшись, на них с ненавистью и ревностью смотрит, подняв голову, Костик Эрнст. Из его уха выпадает наушник, из маленького динами ка слышится песня: «Алла! Что ты делаешь, Алла, ла-ла-ла!»…
Крупный план - Федя смотрит на Сергея Зверева, спрашивает: - Сережа, что это?
Сергей: - Это, мой друг, отряд Валькирии – Алла, и ее «певцы-Х». У каждого – своя супер-способность…
Федя: - Сережа, я это и без тебя знаю, все мы смотрим «Первый Анал», но почему они не сразу?..
Сергей: - Супер-бойцам нужна супер-ярость, и гибель Макса сделала свое дело… Смотри, КТО к ним сейчас присоединится?
Бойцы гвардии поднимают голову, и видят, как в небе появляются две фигуры. Мощный старик Иосиф Кобзон в развевающемся черном парике, и рядом с ним юный супер-бой Тимати.
Сергей, с благоговением в голосе: - Вот она, духовная скрепа поколений! Гордое прошлое и великое будущее Москвы! И вместе они идут в бой на это было, что считается народом, на этих зомби-замкадышей, которых они раздавят, сотрут в прах… Смотри же, и проникнись величием!
Федя, так же благоговея: - Я сниму об этом однажды большое кино, и Михалков даст мне своего Оскара!..
Отряд Валькирии – «певцы-Х» - взмывают еще выше, и начинают поливать огнем и молниями зомби на площади. Врагов бесчисленное множество, но они беспомощно гибнут под молниями из глаз и рук Примадонны, стразомет в руках Киркорова без промаха бьет в гниющие черепа, разрывая их на осколки, Басков с мечом-кладенцом одним ударом перерубает десятки зомби, облепивших верх памятника Маяковскому, по ходу отрубая голову и скульптуре поэта, Леонтьев стреляет огнем из ануса, сжигая толпы врагов, Распутина вытягивает губы, и всасывает зомби чуть ли не целиком, затем выплевывает обратно уже кашу их гнилой плоти врагов… Бабкина плавно несет себя в воздухе, из кокошника на ее голове бьют лучи смерти, прожигая аллеи мертвых в рядах замкадышей. Кобзон в старой, выцветшей гимнастерке, с георгиевской ленточкой в петлице, расстреливает врагов из пулемета «Максим», Тимати же крутит электро-нунчаками, каждое попадание которых высасывает из мозгов всю влагу, и саму жизнь.
Камера «отъезжает», показывая, что всю картину боя наблюдает Патриарх на большом экране своего телевизора. Картинка на экране сопровождается комментариями ведущего Киселева: «Наши доблестные гвардейцы, воодушевленные таким успехом, поднимаются со своих позиций. Они хором поют «Алла, что ты делаешь, Алла, ла-ла-ла!», и под предводительством Зверева бросаются в бой. Зомби очень много, их ряды кажутся бесконечными, но двинутся дальше через этот супер-заслон они явно не могут. Кажется, в обороне Москвы наступил решающий момент! Но… НО ЧТО ЭТО?!..»
Камеры показывают, как со стороны Патриарших прудов, уже полностью контролируемых зомби, движутся странные машины, оборудованные платформами, на которых стоят мощные колонки. Одна из платформ приближается к площади, на ней видна группа девчонок в мини-юбках и масках-балаклавах. Они кивают друг другу, и бьют по струнам электро-гитар.
Далее – комментарии Киселева: - Рык рок-музыки разносится над площадью, и Бабкина с Распутиной внезапно замирают, их лица покрывает мертвенная бледность. Еще один гитарный рык, и Распутина давится непрожеванным зомби, а Бабкина падает вниз, в толпу зомби, принимающихся безжалостно терзать белое тело русской красавицы.
К площади приблизилась вторая платформа с колонками. На ней стоит Шевчук, в руках которого гитара, и подлый предатель от русского рока начинает петь свою страшную песню: «Родина… пусть кричат – уродина!.. Но она мне нрррравиЦЦа!»… Басков и Леонтьев теряют управление над супер-плащами, сталкиваются в воздухе, и падают вниз, в толпу зомби, где их топчут и раздирают клыками.
Третья платформа с Макаревичем ускоряется, давит при этом зомби, стоящих впереди, сам подлый предатель, держа в руках акустическую гитару, начинает петь «Вот! Новый поворот!»… От этих звуков стразомет в руках Киркорова вдруг замолкает, словно кашляет, и вдруг взрывается, пробивая в теле самого Киркорова огромную дыру, прямо в центре живота. Поганая песня Макаревича куда-то уходит вдаль, ее подавляет Адажио Альбинони, придающая трагизм всему происходящему. Удивленный Филипп смотрит на эту дыру… Чуть наклоняется, медленно, чтобы рассмотреть получше ужасную рану… видит сквозь эту дыру в своем теле, как один из зомби, отгрыз ногу Баскову, и с удивлением разглядывает дизайнерскую сапожку, усыпанную жемчугом… Умирающий Киркоров видит, как замер Тимати, окруженный плотной толпой зомби. Утонченный музыкальный вкус лучшего репера Москвы не может вынести этой ужасной музыки, он отбрасывает нунчаки в сторону, хватается за голову… Зомби, воспользовавшись его беспомощностью, бросаются на юного супер-боя, валят, погребают по собой… Взгляд Киркорова упирается в Примадонну, простершуюся над телом Галкина, и проливающей слезы горя…
Киркоров поднимает глаза к небу, из последних сил его легкие пытаются втянуть воздух через дыру в теле, чтобы пропеть прощальное: «А я и не знал, что любовь может быть жестокой!», после чего уже бездыханное тело супер-певца и воина падает вниз, к толпам кровожадных замкадышей.
Все это видит Иосиф Кобзон. Гибель супер-боя Тимати заставляет его сердце наполнится праведным гневом. Он цедит сквозь зубы: «Врешь, собака, и не таких под Берлином мочили!»… Ствол его пулемета направляется в сторону платформ. Лента с патронами дымится и ползет, гильзы вылетают в небо, пули злыми осами стремят свой смертоносный полет к предателям Родины! Вот, скошенные безжалостной рукой старого патриота, падают малолетние проститутки Пусси Райотс!.. Вот, пулеметная очередь вбивает свой смертоносный кляп в поганую пасть хохляцкого выродка Шевчука… И, наконец, красные цветы возмездия расцветают алыми бутонами на грязном теле жидомасонского прихвостня Макаревича, и сама гитара в его руках разносится в щепки от пулеметных очередей, направляемых уверенной рукой бойца и певца, соратника нашего Спасителя, вместе с ним изгнавшего фашистскую нечисть во время Священной Войны! Победа! Победа! ПОБЕДАААА!..
Но что я вижу? Еще одна платформа приближается к площади. Кто это на ней? Ничего не могу разглядеть, она словно окутана клубами дыма… сизого… НАРКОТИКИ?! Гм… Это же… КАНАБИС! Кого они нам везут? Вот порыв ветра развеял на мгновение дым, и я вижу! Я вижу в огромном стеклянном аквариуме того, кого все называют БЫ-ГЫ! Еще один жид на нашу голову, враг всего русского, враг московской культуры… Он поет… нет, я не могу это повторить… этот ужас про «Под небом голубым… есть город золотой…»… Он умудряется петь, и одновременно курить кальян с канабисом! КАК? Следует признать, у нашего врага есть и свои супер-герои! Этому следовало бы обучить и наших бойцов шоу-биза, но – поздно. Старая школа, наш боец и певец Кобзон не готов к атаке нацистско-пацифистским оружием… Его глаза закатываются… О Боже, парик слетает с его головы! Это – конец! Мы видим, как уже бездыханным, старый солдат рухнул на головы замкадышам, придавив собой еще нескольких… Даже погибнув, он продолжает свой бой!
Но мы так же и видим, как встает на ноги наша Примадонна! Она собралась с силами, праведная ярость вновь наполнила ее сердце, и вот она взлетает над телом своего поверженного возлюбленного, поворачивается к платформе с аквариумом… Из глаз ее вырываются молнии… но они растворяются в клубах кальянного дыма, не причиняя ни малейшего вреда врагу. Уходи, Алла, не трать свои силы, этот соперник тебе не по плечу, ты сделала все, что могла!.. Но она не уходит! Она никогда не уходит, даже если в слабости своей и обещает это – ни со сцены, ни сейчас – с поля битвы! Вот, мы видим, как Примадонна набирает скорость… Срывает с себя одежды… Обнаженная, несущая себя по воздуху лишь силой гневной страсти прямо в объятия врага… Она идет на таран! Сексуальный таран – ее супер-способность, которая не раз приносила ей победу, но сейчас эта победа может стать для нее последней… Враг от изумления, видимо, перестал курить, и дым рассеивается! И – да! – мы читаем ужас в глазах БЫ-ГЫ, узревшего обнаженные прелести нашей Аллы! Он знает, что это – конец для них обоих!
Мощный взрыв потрясает Триумфальную площадь! Разлетается вдребезги памятник Маяковскому… впрочем, это даже не грустно – он никогда мне не нравился, слишком мрачный, и не отражающий нашей стильности… Все зомби на площади так же гибнут, тлеют, рассыпаются в прах… Как ни жаль это признавать – вместе с остатками нашей гвардии! Но новые, нескончаемые толпы замкадышей продолжают прибывать и заполнять площадь! Они прорвались, они занимают площадь, они пройдут дальше, в направлении Кремля… И – радость! – я вижу, как из-под истлевших зомби выбираются трое гвардейцев и… наш супер-бой Тимати! Он потерял, кажется, свои стильные кожаные штаны, и свое оружие, но - не способность летать… Мы видим, как он хватает в свои цепкие объятия выживших воинов, с трудом, но поднимается над площадью, и, опережая толпы врагов, летит с докладом в сторону Кремля…
В последний раз окинем взглядом эту площадь, на которой сегодня остались тела наших защитников…»…
Голос Киселева умолкает, звучит вновь Адажио. Медленно проходят на экране кадры: открытые глаза Макса Галкина, из груди которого торчит оплавленный кинжал, огрызок ноги Баскова в стильном сапожке, на которую наступают грязные ноги замкадышей в китайских кроссовках… Камера показывает улетающего вдаль Тимати, который крепко держит Зверева и Эрнста. Зверев и Костик, в свою очередь, держат потерявшего сознание Федю.
На экран телевизора вновь возвращается Киселев.
Киселев: - А теперь – зарубежные новости! В странах Ближней Черножопии к нам, мирным и цивилизованным носителям московской культуры, всегда относились враждебно. Еще одно доказательство этому произошло вчера в исконно русском городе Баку, заселенном наглыми представителями жерножопой расы. Представитель высококультурной московской диаспоры – о! Как больно мне говорить эти слова о русских, живущих там, где когда-то была наша земля – ДИАСПОРА, только вдумайтесь! – так вот, один из НАС, говорящих на московском языке, человек по имени Владимир, что только усугубляет драматизм ситуации, упал с балкона своей квартиры, и умер. По утверждению местных черножопых правоохранительных органов, Владимир был пьян, и сам инцидент они склонны рассматривать, как несчастный случай. Якобы, всему виной выпитые Владимиром три пол-литровые бутылки водки, и земное притяжение. Но! - вопрошаю я, - каким образом целебный напиток, производство которого, как и реализация внутри и за пределами МКАД, курируется и благословляется нашей Церковью, к тому же в столь ничтожных для истинного москвича количествах, мог стать причиной падения с балкона? Я понимаю, что на черножопых она может и действует как-то по-особенному но на нормального москвича это даже не может оказать существенного влияния.
Наш МИД уже направил в город Баку ноту протеста, а так же контингент вежливых людей в зеленых формах, дабы они защитили московско-говорящих граждан от черножопого варварства. И, кроме того, я еще раз вопрошаю - ДОКОЛЕ? Доколе законы жидомасонского буржуазного псевдо-ученого из Гейропской Англии, некоего Исаака Ньютона, будут служить причиной гибели наших, московских, православных людей? Закон земного притяжения, придуманный евреем Исааком Ньютоном, и послуживший причиной гибели нашего человека, не был ратифицирован ни нашей Думой, ни включен в наше правовое поле. Так какого хуя, хочу я спросить, мы это терпим? И куда смотрит Академия Православных Наук? Неужели милостивого позволения существовать в лоне церкви недостаточно в качестве стимула нашим ученым, чтобы напрячь мозги, и освободить наших людей от чуждых нам по ментальности и духовности законов их еретической и попахивающей гомосексуализмом (ну, что за слово такое – притяжение? Это кого у них и к кому притягивает?) законов?»
Киселев увеличивается в размере, тыкает пальцем из экрана – в зрителя: - Пора православной науке сказать свое слово. Пора разрабатывать свою, православную физику. И делать это БЫСТРО! Аминь!
+ + +
Патриарх восседает в своем кабинете, за длинным столом для конференций с чутким вниманием на лицах сидят ученые Академии Православных Наук.
Патриарх: - Итак, вам всем было дано задание: за ночь разработать и определить наши, православные научные законы, которые позволят нам больше не зависеть от западных (тьфу, прости Господи!) наук, полезных нашим врагам, но не способствующих спасению душ нашей паствы. В случае неудачи в попытках ваших… что-ж, вы знаете, что вас ждет. Анафема, отлучение от благих, всекормящих сосцов матери нашей Церкви, и изгнание в Замкадье.
Ученые смущенно бормочут что-то о недостаточности времени, но Патриарх прерывает их: - Время, говорите вы! Но то Диавол говорит за вас, ибо провозглашено в православном Коране о том, как явился Отец Лжи к Господу, и вопрошал его о времени, и ответствовал Господь: «Ты из тех, кому дано время!». И потому каждый, кто избирает время аргументом для неудачи в трудах своих, уподобляется Сатане, ибо требует для себя Времени! Вы же – не хотите уподобиться Диаволу?
Ученые дружно мотают головами.
Патриарх удовлетворенно кивает: - И то благо! Нет времени для праведного, тем паче, что враг наш ужо прорвался из Замкадья, и топчет благословенный асфальт Матушки-Москвы, и лучшие воители наши гибнут, ибо законы физики буржуйской на врага нашего работают, и богатырям нашим вредят немеряно. Ночь прошла! И сейчас – ответствовать вам предо мной. Чем оправдаете само существование науки вашей поганой, коей дозволили мы существовать в лоне матери нашей Церкви? Ибо ведомо нам, что корни ваши из жидовства проистекают, физики да математики вы богохульные, и христопродавцы все вы в сердце своем, и ересь таблицы жида Менделеева для некоторых из вас превыше писаний православных. Так что… Глагольте, поганцы!
Ученые толкают друг-дружку локтями, шикают, наконец один из них робко поднимается с места своего, мелко тряся головой, и с волос его обильно сыплется перхоть на воротник полосатой куртки заключенного лагеря «Православного научного корпуса».
Ученый: - Я, с вашего позволения, экономист, возглавляю группу из последних трех оставшихся в живых экономистов, ибо прочих, как носителей ереси от Адама Смита, приказом Спасителя, давно уже выслали за Мкад…
Патриарх: - Ведомо мне, кто ты есть! И судьба подельников твоих, еретиков капиталистических, тако же мне известна. Поганец Гуриев ты есмь, тот, кто в годы оны бежал от Москвы нашей благословенной до града развратного, града содомского – Парижу! Поймали мы тебя, когда перед самым Днем Святого Железного Занавеса приехал ты с родственниками повидаться, и с тех пор имеешь ты ничтожную возможность обелить себя в глазах наших. Что придумали, говори, иль сам в Замкадье уйдешь, и след твой сгинет!
Гуриев: - Все согласно Учению Церкви, вот сами сейчас убедитесь. Итак, нам известно, что враг наш придумал гнусную западню для страны нашей, создав закон экономический – у каждой страны ВВП ейное расти должно, иначе быть той стране бедной, и народу его горе мыкать.
Патриарх кивает: - Знаем о подлости этой забугорной. Что сами придумали, говори!
Гуриев (торопливо): - Так вот согласно закону ихнему ВВП наше не растет, и потому враги наши сильнее нас и бюджетно, и рыночно… Потому как, мол, нельзя в ВВП это самое природные ресурсы включать. И потому, хоть и богата Москва нефтью да газом, что под градом нашим заложены милостью Божьей, да только низки и кредитные наши индексы, и индекс уровня жизни, и индексы инвестиционные…
Патриарх: - Ты еретическими то заклинаниями своими ум наш смущать не смей, говори быстрее, что дельного придумали для пользы нашей?
Гуриев: - Придумали мы сотоварищи, святой наш Патриарх, следующее. Нам не нужно растить их ВВП, для блага нашего нам всего и нужно, чтобы рос НАШ ВВП!
Наступила тяжелая пауза. Патриарх недоуменно смотрит на Гуриева: - И… как это можно сделать? Не совсем разумею слова твои, сыне…
Гуриев (восторженным придыханием в голосе): - Имя Спасителя, святейший! В имени Его – спасение наше… в первых буквицах…
Лик Патриарха словно освещается светом озарения: - Вэ! Вэ! Пэ! Рост ВэВэПэ! Если растет Спаситель наш – то и…
Гуриев нетерпеливо перебивает его, восторженно говорит, брызгая слюной: - Даааа! Надо кормить Спасителя! Данные же о росте веса и объемов членов тела его всемерно публиковать и распространять!.. И тогда взлетят наши индексы, и все их западные финансовые орудия станут работать на нас. Они попытаются нас санкциями – а в результате ихние же банки нам кредиты дадут! Они про нас – индексы мол падают! А их инвесторы к нам сами денег понесут, и не за бизнес-вложения, а за так, дарами Спасителю да матери-Церкви нашей! И все это чрез священные врата благой налоговой службы нашей да во славу Москвы и будет нами принято без вреда для души нашей бессмертной, понимаете?!
Патриарх (радостно): Чай, не дурак, два высших образования имею, чего же не понять то? Молодец! Отпускаю тебе грехи твои прежние за такой успех в прорыве православной экономики, и дарую тебе право на один час повидаться с семьей… а там – снова за труды берись праведные, иди и работай! Иди, сказано тебе!
Гуриев пулей вылетает из кабинета. Патриарх меняется в лице, тяжелым взглядом обводит всех прочих ученых. Те под взором мудрых очей его вжимаются в кресла, словно пытаются спрятаться в складках больших им по размеру тюремных курток полосатых со знаками «Православного научного корпуса».
Патриарх: - В кои-то веки да явила Церковь милость, и даровала должное вдохновение одному из вас, поганцев, на дельное открытие. А значит, коли один из вас сумел, так и другие обязаны. Говорите же! Есть ли новое ученое орудие супротив врагов наших?
Один из ученых поднимает руку, и дождавшись милостивого кивка Патриарха, поднимается с места: - Мы, Святейший… физики-ядерщики… бывшие… волею Матери-Церкви – исследователи Православного Атома… разработали, с вашего позволения, новую концепцию…
Патриарх: - Будь проще, раб Церкви, и с амвона да услышат тебя!
Ученый, нервно сглотнув – Да, Святейший! Мыслишка есть дельная!
Патриарх (довольно кивая): - То то оно, по православному выражайся, и будет тебе добавка на полдник. Что там за мыслишка в головишках ваших жидовинских?
Ученый: - А мыслишка такая, что не нужны нам боле частицы элементарные, да кванты их поганые, а нужна своя, православная единица измерения вселенной, позволяющая управлять законами ея. И нашли мы вдохновение в имени Спасителя нашего, и открыли новую теория, которая суть сама по себе и есть практика…
Патриарх (хмурясь): - Опять увлекаешься, сыне!
Ученый: - Да-да, простите! В смысле, высшая есть истина то, что открыли мы в имени Спасителя нашего, и познавший истину эту может всеми законами православной вселенной управлять – от сил богомерзких, западными учеными придуманными как гравитация, и до скорости распада материи. И есмь эта истина – число священное, по значимости своей превосходящее даже число «Пи», и это – ЧИСЛО «ПУ»!
Благоговейная тишина повисает в кабинете. Патриарх заинтересованно вздергивает бровь: - Что за число такое?
Ученый: - Нет ему выражения в известных нам знаках али цифрах, но несет его в себе, аки силу могучую, лишь тот, что именем своим воплощает число «ПУ» - Спаситель наш. Только сам он, единолично, может теперь, зная, что он и есть Число Пу, менять законы вселенной по своему желанию!
Патриарх (радостно): - Вот это дельно! Однако же, я так понимаю, что есть и ограничения?
Ученый: - Нет, Ваше Святейшество, никаких ограничений для Числа Пу, при условии… эмм… что О НЕМ ДОЛЖНЫ ЗНАТЬ! Понимаете?
Патриарх: - Разумею! Должно пастве уверовать в чудо – и чудо случится! Ну так, в нынешней войне это нам поможет, а как дальше быть? Как на весь мир распространить силу Числа Пу нашего?
Ученый – над этим мы еще работаем, Ваше Святейшество! Но если уже сейчас Святой Благовест Киселев по всем каналам телевидения нашего о числе Пу народ наш известит, то войну эту Спаситель выиграет… а к тому времени мы и оставшуюся часть задачки решим!
Патриарх (довольно кивает): - Так тому и быть! За труды свои и вам награда будет – полдники да обеды всех прочих, что разочаровали нас: астрофизиков да химиков, математиков и прочих дармоедов, вам переданы будут. Их же, как и обещались мы – в Замкадье!..
В кабинет входят бойцы в зеленых формах и масках на лицах, заламывают остальным ученым руки, выводят из кабинета.
Патриарх (потирая руки): - Подходит оно… Время Спасителя!
+ + +
В кадре – наручные часы «Омега» со стразами по циферблату. Отъезд камеры – в кадре эпилированная рука Сергея Зверева. Рука гладит лысую голову Феди. Глаза Феди полуприкрыты, он тяжело дышит. Федя лежит в палате больницы, у его койки сидят заботливо гладящий его по голове Зверев, и с другой стороны койки – держащий его за руку Эрнст.
Эрнст: Федечка, все будет хорошо, я знаю… главное, что мы вместе!..
Зверев: Не заставляй его волноваться! Он потерял много сил, он в стрессе, ему необходим покой..
Эрнст (зло смотрит на соперника): - Это ты сейчас говоришь, командир? Ты, бросивший нас туда, на когти и клыки замкадышей, офицер, который не смог сберечь свой отряд… Это – твоя вина! Все, что произошло с нами – твоя вина!
Зверев резко встает с места, взволнованно начинает мерять шагами палату: - Вы – бойцы, солдаты, сражавшиеся за Москву! Вы знали, на что шли, когда записывались в гвардию… я только выполнял свой долг, как и все мы, как честно выполнил его Федор, бросившись в самую гущу сражения…
Эрнст (вскакивает, хватает Зверева за ворот – меховое боа, кричит в лицо): - Ты! Ты с самого начала разделил нас! Ты сделал так, что я не был рядом, чтобы защитить его! Рядом был ты… и не защитил! КАК ТЫ МОЖЕШЬ ЖИТЬ после этого?
Зверев (стряхивая руки Эрнста со своего боа): - Убери руки с моего боа! Это эксклюзив от самой Киры Пластининой!.. Но… ты прав. Жить после этого я не могу… не должен…
Зверев разворачивается, и выходит из палаты, резко хлопая дверью. Внезапно включается большой телеэкран в палате, висящий на стене напротив койки умирающего Феди. На экране – лицо Киселева.
Киселев: Мы срочно прерываем наше вещание с экстренной новостью. Чудом выживший в трагическом сражении на Триумфальной командир самой гламурной из частей нашей гвардии, Сергей Зверев, известный среди бойцов по кличке Зверь, был обнаружен нашими камерами над последними баррикадами на выходе Тверской к Красной Площади, там, где наши убывающие силы еще противостоят ордам замкадышей. Включаем прямую трансляцию…
На экране появляется вид на баррикады высотой в десять метров. На них стоит, раскинув руки, Сергей Зверев. Его боа развевается по ветру, в одной из рук зажата граната. Свет заходящего солнца кровавыми бликами отражается в камнях сваровски, которыми усыпана граната. Звучит закадровый комментарий Киселева:
- Он потерял почти всех своих бойцов, и сейчас, как настоящий офицер московской гвардии, готовится исполнить свой последний долг…
Зверев подносит гранату к лицу, целует ее. По губам его читается: «Прощай, Федор!»…
Камера в замедленном режиме показывает, как Зверев летит вниз с высоты баррикад, прямо в толпу разъяренных зомби-замкадышей, протягивающих к нему когтистые руки. Края боа трепещут на ветру, поток бьющего навстречу воздуха искажает черты лица Сергея Зверева… Тело командира падает в толпу зомби, яркая вспышка, вслед за которой наступает полная темнота. Слышен голос Киселева:
- Взрыв гламурной световой атомной гранаты повредил камеры нашего беспилотника, но наверняка произвел огромные разрушения и в рядах врага. Вскоре мы восстановим связь, ну а пока предлагаем почтить минутой молчания память настоящего офицера и бойца, Сергея Зверева. Покойся с миром, дорогой товарищ, в нашей памяти ты всегда останешься воплощением и иконой стиля!
Федор бредит с закрытыми глазами: - Он… сам Киселев… назвал его… иконой стиля… Такие прекрасные слова… Сережа, ты слышишь, как тебя назвали? Сережа…
Эрнст (с трудом сдерживая слезы): - Федя! Сергей… его больше нет…
Федор (с силой стискивая руку Эрнста): - Костик! Что ты наделал?!..
Эрнст стискивает зубы, не выдерживает, бросается лицом в подушку рядом с Федором. Плечи его сотрясают рыдания.
+ + +